Книга одного из виднейших знатоков московской истории Владимира Муравьева «Под сенью Сухаревой башни» посвящена не только самой башне, но и всему прилегавшему к ней району – от Сретенских ворот до нынешнего Крестовского путепровода и от седой старины до наших дней. Особо отмечено, что сама башня была одним из знаковых мест Первопрестольной. Всякий приезжий, по торговым ли делам он прибыл, служебной или семейной надобности, или еще зачем, считал необходимым побывать в Кремле, помолиться в храме Христа Спасителя и обязательно полюбоваться величественной башней на холме.

Более того, когда в обиход стала входить фотография, то одним из самых популярных открыточных видов Москвы стал именно пейзаж с Сухаревой башней. И если на других фотоизображениях московского центра обычно указывалась улица, то здесь акцент делался на самой башне: «Издатели открыток, словно сомневаясь в праве этого сюжета занять место в серии московских пейзажей наряду с Тверской и Пречистенкой, в первых изданиях в подписи к открытке указывали не название улицы, а деталь пейзажа — признанную достопримечательность города…». Впрочем, автор книги соблюдает баланс, подробно рассказывая и о самой улице Сретенка, незаслуженно обойденной вниманием мемуаристов и историков.

Но в центре повествования, конечно, Сухарева башня, выстроенная по приказу Петра Великого и ставшая для многих последующих поколений москвичей зримым символом памяти о его эпохе. «Петр I постоянно держал в поле своего внимания деятельность Навигацкой школы. Посещая ее, он присутствовал на уроках и экзаменах, бывал в обсерватории и химической лаборатории Брюса во время его наблюдений неба и физических и химических опытов… В обширной Рапирной зале проходили собрания «Нептунова общества» — тайного царского совета, в который входили ближайшие сподвижники Петра». Но в народе ходили фантастические и тревожные слухи, что заседания общества сопровождаются колдовскими ритуалами. Ведь для современников Петр не был великими реформатором и, как сложилось уже в XIX веке, царем-тружеником. Народ был недоволен тяжким бременем государственных поборов, казнями, да и вечный страх перед Тайной канцелярией не прибавлял симпатии к Петру Алексеевичу. Постоянно расходились слухи, что государя то ли подменили в детстве, то ли околдовали.

Звание главного чародея молва отводила Якову Брюсу. А Сухарева башня считалась местом, где Брюс-колдун хранил свою легендарную библиотеку, главное место в которой занимала страшная и таинственная Черная книга. «Среди москвичей находились свидетели, якобы видевшие своими глазами вылетавшего из башни крылатого змея. Чародеи Сухаревой башни совершали все это при помощи разных чародейских предметов и Черной книги, которую стерегли двенадцать злых духов. Черная книга, как утверждает предание, впоследствии была замурована в стене башни, закрыта чугунной доской, прибитой аршинными гвоздями».

Технический прогресс обеспечил башне «новую службу» — здесь был размещен резервуар первого московского водопровода. А на Крестовской заставе стояли водонапорные башни, построенные в том же архитектурном стиле, что и Сухарева. Но потрясения первой половины ХХ века оказались для башни роковыми. 16 марта 1934 года было принято решение Политбюро о сносе Сухаревой башни и Китайгородской стены. Главный предлог – помеха движению транспорта. Правда, даже снос башни не мог сделать Сретенку шире. Виднейшие архитекторы стояли за то, чтобы башню оставить, организовав круговое движение, прорыв под ней туннель, передвинув в сторону… В то время передвижение весьма значительных строений в Москве было делом сложным, но обычным. Но Сухаревой башне не повезло. Один из ближайших сподвижников Сталина – Лазарь Каганович – был рьяным сторонником сноса. И даже обещая архитекторам рассмотреть их предложения, он докладывал вождю о подготовке к сносу. «По существу, Каганович обвиняет Сухареву башню в контрреволюционных преступлениях, подпадающих под знаменитую 58-ю статью Уголовного кодекса, под те ее пункты, которые влекли за собой расстрел…»

Каганович, настаивая на сносе Сухаревой башни, как партийный бюрократ предъявил ей стандартные обвинения лубянских следователей:

1. Общее обвинение в антисоветской и антигосударственной деятельности: она «мешает развитию города», а «мы должны решительно бороться с антигосударственными тенденциями в городском строительстве», те же «архитекторы», которые требуют сохранить ее, выступают против «Советской власти». (Выступление Кагановича 1 июля 1934 года)

2. Важным пунктом обвинений являлась деятельность «до 17-го года». Сухарева башня имела порочащий эпизод в своей истории. «Хотя архитектура, конечно, старая, — заявил Каганович, — построена она, эта башня, Петром I в честь полковника Сухарева, который зверски подавил стрелецкий бунт» («Вечерний клуб», 3 января 1992 года).

3. Обвинение в терроризме. Наиболее распространенным было обвинение в подготовке терактов против Сталина и других руководителей партии. Сухареву башню Каганович обвинил в смерти простых людей: «Главным мотивом решения о сносе было увеличивающееся движение автотранспорта в городе, появление огромного количества автомобилей и каждодневная гибель людей возле Сухаревой башни. Когда я на совещании архитекторов назвал цифру — 5 человек в день, то известный архитектор товарищ Щусев поправил меня. Он сказал, что гибнет не 5, а 10».

 

Сухаревой башни уже не было, когда район стал местом, тесно связанным с одним из знаковых событий послесталинской эпохи — Всемирный фестиваль молодежи и студентов, прошедший в июле 1957 года. Именно сюда двигалось в день открытия грандиозное шествие со стороны ВДНХ. «27 июля в день торжественного открытия фестиваля, которое должно было происходить на стадионе в Лужниках, туда от Выставки из гостиниц двинулось праздничное шествие — «Поезд дружбы» — бесконечная вереница декорированных грузовиков, на которых ехали делегаты разных стран в национальных костюмах, с флагами и транспарантами… Путь «Поезда дружбы» пролегал по 1-й Мещанской, на Колхозной площади шествие сворачивало на Садовое кольцо».

Еще до открытия этого грандиозного мероприятия в прессе было опубликовано письмо студентов Московского университета, которые предлагали по такому случаю переименовать 1-ю Мещанскую улицу в Фестивальную. Потому что «мещанское» название совсем не уместно было, по их мнению, в праздничной, устремленной в светлое будущее Москве. Переименование состоялось уже после фестиваля, в декабре 1957 года. И имя улице было дано другое – проспект Мира.

Рассказывается в книге и о планах восстановления Сухаревой башни, и об обнаружении ее белокаменного фундамента, который сейчас можно видеть в подземном переходе у одноименной станции метро.

Арти Д. Александер