Как жили русские цари и придворные? В роскоши, не уступающей европейским монархам и всевластным восточным владыкам. Во время своих путешествий по Европе Петр I среди прочих посещает Версаль и Марли – излюбленные места отдыха Людовика XIV. В своих записях от 25 мая 1717 года герцог Сен-Симон отмечает: «он [Петр Великий] спозаранку обошел сады и вышел к каналу […] Он осмотрел весь Версаль». Царь возвращается в Россию под большим впечатлением и с огромным желанием создать в своей столице «не менее красивый парк, чем у короля Франции».

источник

 Для этого он решает воспользоваться услугами французского архитектора Жана-Батиста Ле Блонда (1635–1719 годы), который прибывает в Россию в августе 1716 года и сразу же принимается за создание роскошных проектов будущего дворца в Стрельне, с эффектными фонтанами и парками, возможно, преследуя цель сохранить уединенный характер Петергофа. Однако вскоре выясняется, что рельеф местности сильно осложняет освоение Стрельны в плане водоснабжения, в то время как Петергоф подходит для этого гораздо лучше; таким образом, жребий брошен, и именно Петергоф становится основной резиденцией Петра Великого.

Судьба царей непроста, они прежде всего властители огромной империи, а потом уже люди, и эта великая миссия накладывает отпечаток на их образ жизни, на их личность. Все эти летние дворцы, павильоны и сады несут в себе какую-то тайну, без сомнения связанную с обликом их обитателей. Мы видим здесь частицу их характера, целую эпоху, укрытую от постороннего взгляда. Нам приоткрывается их интимная жизнь, движущие силы их страстей или даже недостатков, иногда мелочности… во всем их величии. Увидев только что достроенный Екатерининский дворец, французский посланник, шутя, воскликнул: «Где же футляр для этой драгоценности?», на что Елизавета не менее остроумно ответила: «Так это и есть мой футляр!» Роскошь для царицы и ее преемников является прежде всего неотъемлемой частью власти, политической необходимостью, а потом уже личным удовольствием; это касается и летних резиденций.

источник

Разве могут подданные не преклоняться перед императрицей Екатериной II, которая рассылает во все провинциальные столицы серебряные сервизы на пятьдесят персон, прекрасно понимая, что они никогда не будут использованы? Разве могут восхищенные послы, вернувшись домой, забыть Царское Село, сравнимое с легендарным дворцом Армиды, пышность которого околдовала рыцаря Ринальдо в «Освобожденном Иерусалиме» Тасса?

Подробно рассказывая о продвижении строительных работ в Царском Селе барону Гримм, Екатерина Великая, не делая тайны из своих человеческих слабостей, признается: «Стройка – дьявольское занятие, съедающее много денег, и чем больше строишь, тем больше хочется строить: это сродни пьянству». Но когда она пишет ему о водружении Чесменской колонны в честь победы русского флота над турецким, то вновь превращается в уверенную в себе императрицу, ловко жонглирующую историей: «Если эта война продолжится, мой сад в Царском Селе станет похож на площадку для игр, так как после каждой победы здесь воздвигается монумент».

источник

Высказывания современников или самих участников событий проливают неожиданный, хотя и тусклый свет на связь настоящего с прошлым. В октябре 1886 года императрица Мария Федоровна пишет своей матери, королеве Дании Луизе: «Мы живем здесь (в Гатчине) как кроты – в тесном кругу семьи, и только по воскресеньям устраиваем большие обеды, но обычно обедаем с двумя, самое большее – с тремя придворными из нашей свиты».

После отречения от престола в марте 1917 года, в разгар войны, именно из Царского Села, когда-то служившего спокойной гаванью для отдыха и развлечений, из этого летнего дворца, похожего на сказку, 1 августа следующего года императорская семья отправляется в свой трагический путь…

Но до сих пор эти дворцы и парки потрясают воображение.

Алекс Бертран Громов