На недавнем «Росконе», традиционной конференции фантастов, с новой силой забушевал старый спор о жанровых границах. А именно, о границах между современной прозой и фантастикой. Круглый стол «Фантастика и мейстрим: границ больше нет?» привлек всеобщий интерес, а большинство участников изо всех сил старались доказать, что граница есть, да еще какая!

Ольга Славникова, лауреат Букеровской премии за прошлый год, убеждала фантастов, что фантастика давно заслужила право называться настоящей литературой. И надо бы заняться изданием настоящего «толстого» журнала, который позволит авторам фантастических произведений, давно переросшим рамки жанра, занять достойное место…

Стоп.

Так жанр все-таки плох? Просто некоторым авторам посчастливилось его перерасти, а сам он очень и очень так себе… Получается так.

А серьезная литература, она же актуальная проза и она же почему-то мейнстрим – притом, что в каждом литературном жанре есть мейнстрим собственный, то есть самое популярное на данный момент направление, – скучна. И тиражи тех самых толстых журналов ничтожны. С этим вроде никто уже и не спорит. Зато «прозаик» звучит гордо, не то что какой-то там «фантаст». Хотя оба говорят и пишут самой что ни на есть прозой, иногда удивляясь этому факту, прямо как незабвенный господин Журден из «Мещанина во дворянстве».

Отсюда и озвученная на «Росконе» идея брака по расчету. «Жанр», так, в кавычках, нынче принято именовать любую мало-мальски сюжетную литературу, должен принести в общий семейный котел занимательность сюжета и яркость изложения. Серьезная проза – значимость проблем, глубину и психологизм. И всем будет счастье.

Счастье?.. Или те самые полтора метра колючей проволоки из анекдота про скрещивание ужа с ежом?

Большая литература так долго молилась на принцип «надо книжки трудные читать», что позабыла, — трудные книжки бывают еще и интересными, — и принялась культивировать трудность ради трудности. Хваленый психологизм исчерпывается нытьем, плавно перетекающим в истерику. Проблемы «маленького человека» — похмельем и безденежьем.

Впрочем, всякий, кто хоть раз бывал на конвентах, знает, что воспетый БГ Ангел всенародного похмелья, и там чувствует себя, как дома…

Еще раз стоп. Вот и добрались до главного. Нет, не о похмелье речь, хотя уж оно-то у серьезных прозаиков и фантастов протекает практически одинаково, как и у всех прочих смертных. Речь о том, что границы между нашей фантастикой и нашей же сурьезной прозой нет. И никогда не было.

И одновременно она есть. Да такая, что фантастика с пресловутой большой литературой не встретятся даже тогда, когда Запад с Востоком строго по Киплингу сойдутся лицом к лицу. Наши герои даже там не встретятся. Ибо не могут встретиться две стороны одной медали.

Фантастика – заповедник свободы тех времен, когда литературе полагалось поучать, а не развлекать. Одновременно она – тогдашняя литература интеллектуалов. Фантастика тоже поучала, найти среди произведений наших мэтров какую-нибудь очаровательную и безыдейную чушь задача практически невозможная. Но при этом позволяла себе иронизировать над чем-нибудь особо одиозным.

Время шло, мир вокруг менялся. Фантастика становилась все ироничнее, большая литература – все серьезнее и серьезнее. Теперь писать фантастику от души вроде как и неприлично, допустить в настоящей прозе намек на развлекательность – тем более. Две стороны одной медали всячески воюют друг с другом, оставаясь неразрывно связанными.

А это соотношение явственно меняется в историко-художественном процессе: так, искусство Возрождения не знает чётких демаркационных границ между Ж.; в 17-18 вв. эстетика классицизма установила жёсткие правила, призванные обеспечить чистоту каждого Ж. в общей иерархической жанровой системе (именно тогда во Франции и вошёл в обиход сам термин «Ж.»); в 19 в. развернулся процесс взаимодействия жанров, их сплетения и скрещения, жестко установленные границы стали размываться. Некоторые современные теоретики признают жанровую дифференциацию вообще устаревшей и снимают даже проблему Ж.

А на самом деле все очень просто. Грядет новый жанр. Просто жанр, без всяких кавычек, литературное направление, которое и приведет за собой целую новую литературу. И неминуемы новые позиционные и наступательные бои приверженцев старого и нового. Как это было во времена пришествия французских романтиков – впрочем, там дело частенько доходило до боев рукопашных, прямо в театральном партере. Почитав мемуары современников тогдашнего литературного процесса можно много узнать интересного о малиновых жилетах и пунцовых фраках проповедников нового, равно как и о праведном гневе ревнителей старой доброй классики. Потом все утряслось, Расин с Корнелем остались, Гюго и Дюма отвоевали свое место. Боюсь, если бы тогда кто-то рискнул сказать, что надо скрестить Расина и Гюго, его бы просто побили. Причем с двух сторон.