Кто выбирает: люди — книги или же книги — людей, которые будут их читать и перечитывать, удивляясь настоящему, прогнозируя прошлое и вспоминая о будущем?

Алекс Громов, Ольга Шатохина

Сергей Дмитриев. Последний год Грибоедова. Триумф. Любовь. Гибель

Фундаментальное издание представляет собой настоящий документальный роман, автор которого стремился, насколько возможно, прояснить малоизвестные моменты, а то и вовсе «белые пятна» биографии знаменитого русского поэта и дипломата А.С. Грибоедова. Главное внимание, как и следует из название, уделено последнему году жизни автора «Горя от ума», — а это и его участие в войне с Персией, и дипломатические баталии при заключении мирного договора, и триумфальное возвращение в Петербург. Ведь именно Грибоедов преподнес русскому императору трактат о мире, который с тех пор никогда не был нарушен, несмотря на все исторические потрясения, выпавшие на долю как Персии, так и России.

Не только высокие дипломатические заботы поглощали его время. «Роковая для дальнейшей судьбы поэта забота о пленных поглощала его еще задолго до трагедии в Тегеране. Он приехал в Персию с наказами многих грузин и армян, просивших разыскать в этой стране своих родных и близких… и никакие опасности не останавливали этого порыва. «Пленные здесь меня с ума свели. Одних не выдают, другие сами не хотят возвратиться», — переживал тогда поэт». И эту саму по себе взрывоопасную проблему приходилось решать под пристальным вниманием английских агентов. Британия была весьма обеспокоена усилением российского влияния в Центральной Азии вообще и Персии в частности.

Удивительное совпадение – в момент рокового возмущения, стоившего жизни Грибоедову и почти всем сотрудникам русской миссии, в Тегеране не было никого из английских представителей. Одним из первых на это обратил внимание генерал Паскевич, который писал тогда: «Странно, что в кровавый день убийства Грибоедова в Тегеране не было ни одного англичанина, тогда как в другое время они шаг за шагом следили за русскими». Автор исследования предполагает, что «самые активные участники заговора с английской стороны, а ими были — по степени убывания их возможного участия в этой провокации — Макнил, Уиллок и Кемпбелл, по-видимому, находились в тот период где-нибудь в Казвине или совсем неподалеку от столицы Персии, например, в городе Кередже, ставшем сейчас фактически пригородом Тегерана. И оттуда они могли появляться инкогнито в столице, где, несмотря на все эти ухищрения, само помещение английского посольства функционировало в обычном режиме…».

 

Сайида Разийа Йасини. Образ пророков в голливудских и иранских фильмах

Вопрос, можно ли изображать в кино пророков и святых, стал актуален практически сразу после появления кинематографа как нового вида искусства. А в наши дни, когда снято уже немало фильмов на религиозные темы, он обрел особую важность. На Западе всё ещё возникают споры о том, допустимо ли представлять на экране святых и пророков как обычных людей, обуреваемых слабостями и страстями. А для Ирана развитие киноискусства оказалось в какой-то степени вызовом традиционному исламскому искусству, основанному не на передаче внешнего образа человека, а на запечатлении его внутренней сути. При этом, как подчеркивает автор в начале книги, изображение святых «важно не только потому, что вселяет любовь и уважение к ним, но и потому, что обладает особой силой вдохновения и исцеления. Кроме того, сердечная привязанность людей к святым и желание встретиться с ними побуждает людей искусства изображать их разными путями и способами».

В книге подробно анализируются иранские фильмы «Пророк Аййуб», «Ибрахим — друг Аллаха», «Христос», «Царство пророка Сулаймана», «Пророк Йусуф». Автор отмечает, что выбор кинематографистами столь важных тем, обязывает их выполнять на высоком уровне всю работу, связанную с процессом кинопроизводства. Иначе благородная значимость задачи может контрастировать с тем, что режиссер включил в фильм эффектные сцены, которые нарушают возвышенный образ главного персонажа, или актеру не хватит мастерства, чтобы донести до зрителей всю драматическую мощь того или иного момента. Даже неудачная работа гримера способна исказить впечатление.

Также в книге рассматриваются голливудские ленты разного времени – от «Десяти заповедей» (1956) до сравнительно недавних, таких как «Последнее искушение Христа» и «Страсти Христовы». Например, фильм «Послание» рассказывает о последней трети жизни пророка Мухаммада, начиная с того момента, как он получает откровение, и до самой его кончины. Говоря об этой киноленте, исследователь подчеркивает: «Мустафа Аккад намеренно не стал показывать лица и тела Пророка. Даже его голос нельзя услышать в этом фильме… Главный звуковой приём — это фоновая музыка, которая играет в этом фильме зачастую в тех сценах, где участвует Пророк, и она условно сообщает о его физическом присутствии». С похвалой отзывается автор о серьезном подходе Мела Гибсона к фильму «Страсти Христовы»: «Мессия в работе Гибсона очень величав и степенен… он борётся со своими страхами и сомнениями, он уверенно одолевает их, предаёт себя в руки судьбы, предначертанной для него Господом».

 

Мухсен ал-Вири. Изучение ислама на Западе

Издание посвящено подробному и всестороннему анализу процессов изучения ислама в странах Европы. Также рассматривается развитие востоковедческих научных дисциплин, зачатки которых появились еще в античном мире.

Древние греки разделили ойкумену на Европу и Азию. Границами между этими частями считались реки Фасис (современная Риони) и Танаис (Дон). Историки и географы — Геродот, Ксенофонт, Страбон – и даже поэт Гомер в своих произведениях неоднократно упоминали страну «Восток». Этот же термин (res orientales или oriens) можно найти в трудах римских писателей Трога Помпея и Тацита. И поначалу использование термина «Восток» носило сугубо географический характер.

Но в период расцвета римской цивилизации, под властью которой были и различные области Греции, и Сирия, и Египет, стало формироваться понятие западного мира не только в смысле географического положения. И слово «Восток» сразу же стало использоваться как обозначение другого, особого мира, который уже тогда воспринимался как противоположный Греции, Риму и Европе в целом.

Подобное отношение унаследовала и вся европейская традиция, в том числе научная. При этом во многих случая отсутствовало ясное понимание, о чем же собственно идет речь. Автор книги справедливо отмечает: «Изучив суждения и различные точки зрения по поводу этих терминов, мы понимаем, что главная проблема здесь заключается в отсутствии единства в определении понятия «восток». Дело доходит до того, что иногда некоторые исследователи признаются, что содержание терминов «восток» и «востоковедение» им не вполне ясно и, не давая никаких определений понятия «востоковедение», занимаются изучением его проблематики».

Одной из главных задач науки, занятой исследованием этого порой непонятного и непривычного для европейца мира, была поддержка различных форм экспансии. Так, в первой статье устава Парижской школы восточных языков, созданной 29 апреля 1795 года под названием «Специальная школа живых восточных языков» и ставшей одним из основных центров подготовки востоковедов во Франции, говорилось: «На территории Национальной библиотеки будет создана школа, задачей которой станет обучение живым восточным языкам, пригодным для политики и торговли». И отход от подобного отношения наметился только во второй половине ХХ века, когда в июле 1973 года в Париже на XXIX Конгрессе востоковедов была принята резолюция, призывающая ученых освободиться от влияния однобоких западных интерпретаций ислама, научного и культурного наследия мусульманских стран.

 

Дмитрий Щедровицкий. Слушая Нагорную проповедь

Книга видного ученого, автора многих исследований на тему Священного Писания, знатока древних языков, посвящена одному из самых известных фрагментов Нового завета – Нагорной проповеди. Подробный анализ этого текста охватывает лингвистические подробности и исторические реалии, психологические особенности человеческого восприятия, которые отличают или напротив роднят современных людей с теми, кто жил в начале нашей эры. «Как бы ни изменялась жизнь на Земле, какой бы социальный и политический строй ни господствовал, какие бы события ни происходили, человек продолжает – тревожно, внимательно, то с ликованием, то с содроганием и трепетом сердечным – внимать словам Иисуса. Каждый пытается их понять, исходя из состояния собственной души и из насущной жизненной ситуации».

Автор особо отмечает, насколько важен для понимания Нагорной проповеди один из главных ее психологических приемов – постоянное переключение внимания слушателей с традиционных для большинства людей сугубо эгоистических помыслов на способность сочувствовать ближнему. И знаменитые «заповеди блаженств», которые так часто не то что удивляют, а даже и возмущают некоторых, при внимательно рассмотрении не только абсолютно логично выстроены, но и призваны настраивать слушателя на необходимый лад. Даже если предварительно потребуется нарушить его душевное равновесие. «Каждая из них начинается по-гречески со слова макáриой – «блаженны», «счастливы», что является переводом древнееврейского ашрéй. Этим же словом открываются и Псалмы Давидовы: «Блажен [ашрей] муж, который…» (Пс. 1, 1). Э́шер, или о́ шер – по-древнееврейски «блаженство», «счастье». Ашрей – буквально «блаженства» (двойственное число): это «двойное счастье», «сугубое блаженство». «Вдвойне», «сугубо блажен» тот, кто… и далее следует перечисление тех душевных качеств и поступков, которые приносят блаженство, делают человека счастливым». Да, это «сугубое блаженство», которое не всегда можно оценить в полной мере с точки зрения житейских предпочтений, но в том-то и заключается одна из важных задач, чтобы эту точку зрения сместить.

 

Елена Степанян. Павел и Тэкла

Удивительная по глубине и выразительности поэма о временах первых христиан. Апостол Павел, еще недавно звавшийся Савлом из Тарса, теперь проповедует в городе Икония. Среди его слушателей – юная красавица Тэкла, которую горячие речи Павла так потрясли, что она решила отказаться от замужества и тоже посвятить свою жизнь служению Богу.

Но вряд ли даже сама Тэкла в силах ощутить границу между внезапно вспыхнувшей в глубине души любовью к чужестранцу-проповеднику и откровением, изменившим все ее существование. А ведь эта любовь заведомо обречена на то, чтобы не иметь шансов даже быть открыто высказанной. Путь Павла – жертвенная стезя, на которой нет места для земного человеческого счастья: «…Но вот уже солнце встает, \ И пыль \ Клубится над Аппиевой дорогой… \ О Рим! Подожди еще немного! \ Ты вечен, что тебе несколько дней! \ Видишь Аппиеву дорогу? \ И он уже идет по ней…».

Впрочем, самой Тэкле тоже грозит опасность — мать девушки разгневана и требует казнить непокорную дочь. Отвергнутый жених с толпой черни ломится прямо в дом к римскому прокуратору, настаивая на немедленной казни Павла. Римлянин не разделяет их злости, но, соблюдая законы, не слишком-то может повлиять на происходящее. Остается только сетовать: «Икония – город невежд и ослов. \ В театре не бывает представлений, \ Одни только казни… \ Книг не читают, даже в руки не берут. \ Докатились. Наследники Эсхила. \ Нет, это не только у них, \ Повсюду жизнь прогнила». Прокуратор изгоняет Павла из города, чтобы спасти его, но защитить Тэклу он не в состоянии – до тех, пока костер, на котором девушку намеревались сжечь, не гаснет, залитый внезапным ливнем. тут уже прокуратор решительно вмешивается – его слова о воле небес никто не осмеливается оспорить. Тэкла покидает Иконию и идет навстречу новым испытаниям…

 

Анна Гончарова. Еня и Еля. Весенние истории

Очаровательная, добрая и красочная книга, которая придется по душе и детям, и их родителям. В ней собраны жизнерадостные истории о юных енотах по имени Еня и Еля, их родителях, соседях и друзьях, проиллюстрированные рисунками Ольги Чумичевой. Увлекательные приключения соседствуют с житейскими зарисовками, которые ненавязчиво напоминают маленьким читателям о правилах поведения, о ценности дружбы, о том, как важно развивать в себе чувство ответственности. Да и родителям книга может напомнить о том, как деликатно разрешать конфликты и обустраивать повседневную жизнь ко всеобщей радости.

«— Вот вчера ты читал историю про Квакунчика и, не дочитав, бросил. И даже книжку на место не положил.

— Было дело, — вспомнил Еня, — но мне нужно было дорисовать картинку к Празднику весны в школе.

— Дорисовал? — поинтересовалась мама.

— Нет… — Еня вздохнул. — Мне спать захотелось.

…— Доделаю потом, — решил Еня и побежал на улицу. Когда начало темнеть, Еня, вдоволь нагулявшись, отправился домой. Во дворе он споткнулся о мяч, который не убрал утром, и больно ударился носом.

…— Ой, — вспомнил енотик, — я же картинку не дорисовал, а она нужна завтра…»

Разумеется, Еня сделает должные выводы и впредь будет рациональнее использовать свое время. И узнает, что любые дела спорятся, если за них браться с легким сердцем и искренней радостью. Автор отмечает, что и умение говорить добрые слова, делиться душевным теплом, замечать вокруг себя красоту и даже видеть положительные моменты в смене времен года ничуть не менее важно, чем совершать полезные поступки.

 

Нильс Хаген. Охота на викинга

Захватывающая книга, основанная на реальных событиях, соединяет в себе черты авантюрного и производственного романа, расцвеченного еще и яркой лирической линией. Банковский топ-менеджер приезжает работать в Москву – попросился в такую даль из родной Дании, чтобы развеяться после душераздирающего романа и не менее катастрофического брака. Теперь он твердо уверен, что буря чувств позади, и ничто не способно его взволновать. «Моя цель — сделать наш банковский филиал лучшим в Восточной Европе. Зачем? Не знаю… Я живу, чтобы работать, и работаю, чтобы жить. Так уж получилось…».

А заодно получилось так, что он научился принимать российскую действительность такой, как есть, и видеть определенные плюсы в нашем застарелом пессимизме. Русский язык выучил вплоть до сленга, и при каждом удобном случае поражает сотрудников своим умением обращаться с боевыми топорами. Потомок викингов не забыл о любимом оружии пращуров, и даже отойдя от реконструкторских забав ранней юности, держит дома небольшую коллекцию, которую кое-кто из его знакомых считает зримым доказательством существования генетической памяти. «Настоящая франциска, точная копия метательного топорика франков эпохи Меровингов, сагарис, некая вольная интерпретация современного турецкого оружейника… затем — английский томагавк-трубка девятнадцатого века, раритет, слегка попорченный временем, но все еще годящийся, чтобы расколоть кому-нибудь лобную кость. Помимо этого, есть две «рабочие лошадки»: габонская «голова птицы» — клиновидное лезвие на древке, в опытной руке совершенно смертоносная штуковина… и цельнометаллический вороненый хищник с причудливо выгнутым лезвием и острым оттянутым клювом на обухе — венец современных технологий, просчитанный на компьютере топорик с лихим названием Vampire bat».

Однако безмятежно существования ему не суждено – вот, кажется, случайно, а на самом деле, по чьему-то точному расчету он встречает таинственную сибирскую красавицу, так похожую на его роковую любовь. И что теперь, мирный финансист станет легкой добычей для знаменитой русской мафии?.. Однако не стоит будить спящую собаку, и тем более дразнить потомка викингов, ибо пробудившаяся память предков не признает местных условностей. «…И вдруг слышу, как мой дедушка, старый дедушка Гуннар, поет на древнескандинавском языке свою любимую песню про Филлемана и Магнхилд. Эту песню пели викинги, когда гребли на драккарах против течения, входя в устья европейских рек. По ним они поднимались к богатым городам, брали их на меч, сжигали и уплывали восвояси с богатой добычей и пленниками… Когда я был маленьким, то думал, что дедушка узнал эту песню от своего дедушки, тот от своего — и так далее, а в начале этой цепочки был тот самый викинг Филле, что любил девушку Магнхилд и освободил ее из плена у тролля».

 

Олег Жданов. Возвращение к языку

Одной из характерных примет современности стало то, опубликовать свой текст, пусть и в интернете, может любой желающий. Но эта свобода творчества и обнародования его плодов пока не принесла заметного увеличения числа литературных шедевров. Почему так происходит и можно ли развить способности обращения со словом?

Автор этой остроумной и яркой книги взял на себя нелегкий труд придать новую жизнь тем литературным приемам и методам, о которых почти все из нас слышали еще в школе, но по различным причинам – злой учитель, душный класс, недопройденный уровень в компьютерной стрелялке – обошли вниманием. Но вот теперь есть возможность повторить и переосмыслить. «С годами я понял, что бывает несколько видов композиции во всем, что касается искусства и жизни: мерзкий шаблон, прекрасная традиция, асимметрия и полный хаос… Ты читаешь Пушкина, у которого язык, образы, сравнения, композиция как целая вселенная. И вдруг тебя заставляют писать сочинение по форме «вступление – кульминация – завершение». Литературу, даже современную, в такой шаблон не засунуть…»

Причем, современность диктует свои правила, и классическое построение романа или даже фразы уже читателя не зацепит. «Что же взошло на пьедестал нового тысячелетия жизни литературы и языка? На вершине популярности синтез языка литературного, языка декларативного, ораторского и бытовых форм разговорной речи». Автор исследует особенности метафор и сравнений, неожиданных поворотов и усиливающих впечатление эпитетов, очищая их от наслоений стереотипного использования и скуки школьной программы, и возвращая словам первоначальную меткость, а языку свежесть и ясность. Перед читателем разворачивается красочная панорама слов и образов, эмоций и ассоциация, форм и способов описания переживаний, действий и пейзажей.