Кто не помнит тех проникновенных строк «Мое лицо покрыто маской ночи…», сказанных Джульеттой Ромео? Фирменной «фишкой» серии «Классика в кармане», в которой издана великая пьеса Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта», является не только классический (еще дореволюционный) хороший перевод, но и комментарии. Их стоит почитать уже потому, что они позволяют по-новому оценить обстановку, в которой по изначальному замыслу автора должно было разыгрываться действие…

К примеру: «Хорошо, что ты не рыба: будь ты рыбой…» — В подлиннике: «бедным Джоном»; так в насмешку называли самую плохую и соленую треску, которая во время поста употреблялась бедными людьми и прислугой».

Также в комментариях рассказывается о кладбище со склепом семейства Капулетти. «…саркофаг, называемый «гробом Джульетты», был спасен из развалин и до сих пор показывается в Вероне». А Верона, среди прочего, гордится маленьким, можно сказать, книжным памятником – балконом Джульетты, на котором назло прошедшим векам бережно восстановлен даже орнамент стен, помнящих еще юного студента Шекспира.

Множество людей всю жизнь «обитают» внутри замкнутых мирков, только меняются элементы декораций и приметы технического прогресса. А встречаются и такие, чья судьба похожа на роман с множеством приключений, нагромождений, казалось бы, не сочетаемых обстоятельств и, тем не менее, – все это происходило и даже зафиксировано. Людмила Миклашевская, автор книги «Повторение пройденного», прожившая долгую жизнь и перед самой смертью завершившая этот роман-воспоминание, описывает не просто свою личную историю, но создает картину жизни нескольких городов (в том числе Петербурга и Парижа) — и тех людей, «простых» и знаменитостей, с кем она встречалась. Ее записки показывают жизнь изнутри, они словно сделанные урывками, мазками времени и событий. Миклашевская общалась со многими знаменитостями: Максимом Горьким и Владимиром Маяковским, Анной Ахматовой и Константином Фединым, Федором Шаляпиным и Василием Качаловым, Михаилом Зощенко и Евгением Шварцем. В тексте подробно описано, что делал с людьми «век-волкодав», как не только выживали, но, и, невзирая на окружающие опасности, создавали прославленные произведения искусства и порой, как тот же Михаил Зощенко, помогали друг другу.

А как жили наши далекие предки? Кто ими правил — князья или народное вече? И действительно ли в русских былинах отображены реальные, судьбоносные для народа события? Об этом и многом другом рассказывается в огромном (более тысячи страниц), великолепно стилизованном под старинное издание фолианте Игоря Фроянова «Древняя Русь IX—XIII веков. Народные движения. Княжеская и вечевая власть». Начиная с анализа былинного эпоса, описывавшего, в том числе, и жизнь восточных славян, автор обращает внимание, что переход от охоты к земледелию был связан не только со сменой праздников и ритуалов, но и с глобальными переменами в общественной жизни, а также социальным противоборством, отголоски которого заметны в былине о Вольге и Микуле. Другая тема – изменение статуса княжеской власти: князья-родовладыки постепенно стали властителями огромных межплеменных союзов, порвавшими с прежними родовыми обычаями, что нашло отражение в былине о Добрыне и Змее. «Власть князя-вождя, основанная на родовых традициях, связана в мифе и былине со змеиным наследием, а в действительности с разобщенностью племен и узкой социальной опорой. Богатырь разрушает старую «змеиную» опору княжеской власти, преодолевая тем самым родоплеменную разобщенность…»

Рассказывается в книге и о крещении Руси и том, почему в отдельных ее областях возникли конфликты при крещении. В том же Новгороде до событий 989 года существовала и Преображенская церковь, и местная христианская община. Почему тогда возник конфликт при крещении этого города? Причиной было не неприятие христианского вероучения, а то, что крещение осуществлялось по воле Великого князя киевского и поэтому могло служить укреплению его господства, что было нежелательным для новгородской общины. В «Повести временных лет» говорится о том, что после того, как были крещены двенадцать сыновей князя Владимира, он отправил их князьями-наместниками в различные города Руси. «О том, что сыновья Владимира действовали как рьяные проповедники христовой веры, свидетельствуют и народные предания. По одному из них, первым просветителем Ростовской земли являлся князь Борис Владимирович, который, «благочестиво властвуя, обращал неверных к святой вере». Вместе с ним не покладая рук трудились и епископы…». Также в издании рассматривается вечевое избрание киевским князем Владимира Мономаха и его устав; деяния Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского…

Фигура Григория Распутина окружена таким количеством мифов и слухов, что выявить среди них реальные биографические факты – задача нелегкая. Однако доктор исторических наук Александр Боханов в книге «Правда о Григории Распутине» достоверно реконструирует жизнь этого видного деятеля на основании подлинных архивных документов. Особо отмечено, что Распутин обрел известность до того, как он был представлен императору Николаю II и Александре Федоровне. Автор книги уверен, что причиной такой популярности была, прежде всего, способность Григория Распутина «объяснять явления и проблемы жизни, дать совет…». В книгу включены сочинения самого Распутина и развернутое приложение, посвященное его окружению и государственным деятелям той эпохи. Подробно анализируется историческая обстановка в России в начале XX века, жизнь императорской фамилии, «круговорот столичной суеты», в котором зарождались легенды о старце Григории.

Однажды корреспондент газеты «Зауральский край» Чикин попробовал провести «журналистское расследование» деятельности Распутина, но услышал от старца Макария: «Про него плохого сказать нечего». Тогда репортер спросил прямо: «А отчего же все про него говорят плохо?». И услышал столь же внятный ответ: «В силе человек. Завидуют – вот и говорят». Есть и другой факт: следствие консистории 1907-1908 годов не установило не только хлыстовства Распутина, но и никаких случаев воровства и пьянства, а также непозволительного обращения с женщинами.

…Жители села Покровское, где родился Распутин, занимались извозом. В начале XX века в селе проживало семь семей с фамилией Распутины. Сама же родовая этимология к «распутному образу жизни» не имела никакого отношения, поскольку фамилия происходила от слов «распутье», «распутица» или перепутье. Она была широко распространена на Русском Севере и Сибири и встречается в документах, по крайней мере, с XVII века.

Первые хронологические ориентиры, описывающие путь Распутина наверх возникли после его первого приезда в Петербург в 1903 году. В тексте подробно рассказывается о кругах церковных иерархов и учеников Петербургской духовной академии, среди которых Распутин вращался довольно долго. Интересный факт – ректором академии (с которым встречался Распутин), в то время был епископ Сергий (Стагородский), будущий Патриарх.

Какую роль отводил А.С. Пушкину высший свет и представители властей Российской империи? Прославленный поэт и прозаик выбивался из заданных рамок, и даже проявляемая им творческая свобода раздражала власть, не слишком щедрую в своих милостях, как к живому Пушкину, так и к мертвому. В уникальное издание «Мир Пушкина: Последняя дуэль. Пушкин против Петербурга» (составитель М.А. Александров) вошли документы, начиная с письма Пушкина к генералу А.Х. Бенкендорфу, шефу жандармов и одновременно Главному начальнику III отделения, датированного 24 ноября 1831 г. (с приложением стихотворения «Моя родословная») и оперативным ответом Бенкендорфа (включающим отзыв Николая I на стихи), до записей П.П.Вяземского, посвященных поэту и рассказов о Пушкине, записанных В.П. Острогорским.

Вскоре после дуэли императрица Александра Федоровна написала С.А. Бобринской: «Нет, нет, Софи, какой конец этой печальной истории между Пушкиным и Дантесом. Один ранен, другой умирает. Что вы скажите? Как вы узнали? Мне сказали в полночь, я не смогла уснуть до 3 часов, мне все время представлялась эта дуэль, две рыдающие сестры, одна жена убийцы другого. Это ужасно, это страшнее, чем все ужасы модных романов. Пушкин вел себя непростительно, он написал наглые письма Геккерну, не оставляя ему возможности избежать дуэли…». Позже императрица пожалела «бедного Жоржа» Дантеса и вовсе не расстроилась, узнав, что его выслали заграницу, избавив от всякого наказания…

Что мы знаем о последнем европейском короле-романтике, объявленном влиятельными современниками безумцем? Немного найдется среди европейских правителей столь же трагических и таинственных фигур как Людвиг II Баварский, которому посвящена книга Марии Залесской «Людвиг II». Возведенный по его воле знаменитый замок Нойшванштайн наяву воплощает очарование всех сказочных королевств. И это не единственный шедевр зодчества, появившийся благодаря королю Людвигу. Будучи сам талантливым архитектором, постигнув предания о Святом Граале, он словно созидал своими замками Небесную Баварию — земное сосредоточие сокровенных таинств…

«Фактически именно это «неуемное строительство» стоило королю трона. В том, что Людвиг II во второй половине XIX века вдруг занялся строительством замков, видели чуть ли не главное доказательство его безумия. Однако справедливости ради стоит обратить внимание на одну особенность «циничного и прагматичного XIX века»: если в XVI-XVII веках по всей Европе существовала мода на кунсткамеры, то во времена Людвига II как раз началось повсеместное и повальное увлечение, с одной стороны, Востоком, а с другой – строительством псевдоготических «средневековых» замков. Людвиг отдал дань и тому, и другому (пожалуй, лишь в этом его можно назвать «героем своего времени»). Беда Людвига состояла в том, что он относился ко всему слишком серьезно…».

С момента смерти «безумного короля» о нем вышли сотни книг, как художественных, так и документальных. В этом издании, написанном одним из известных российских историков, опирающемся на малоизвестные архивные материалы, рассказывается о том, каковы на самом деле были обстоятельства его жизни и смерти, и почему некоторые современники так спешно постарались представить последнего короля-романтика жалким безумцем, поставившем родную Баварию перед глубоким политическим кризисом. И неслучайно говорили, что «не будь у баварцев Людвига II, его нужно было придумать…».