Николай Чиндяйкин родился 8 марта 1947 г. В 1968 г. окончил театральное училище в Ростове-на-Дону. В 1987 г. — режиссерский факультет ГИТИСа (курс М.М. Буткевича и А.А. Васильева). Снялся во многих известных телесериалах и полнометражных фильмах, например, “В движении” Филиппа Янковского, “Нежный возраст” Сергея Соловьева, “Парни из стали” Мурата Алиева, “Многоточие” Андрея Эшпая, “Слуга государев” Олега Ряскова. С 1993 г. преподает в РАТИ, ведет актерско-режиссерские курсы мастерской А.А. Васильева.

— Как вы относитесь к тому, что вас называют самым сериальным актером?

— Самый сериальный… звучит как серийный убийца! (Смеется.) Я горжусь тем, что я самый сериальный актер. Мне это нравится. Хотя я не подсчитывал на компьютере – или на счетах, но кажется, что у меня налопопам в смысле полного метра и сериалов. В сериале все-таки 8, 12 , 24 серии, а полный метр — он и есть полный метр. Из персонажей тоже где-то пополам на пополам – Герой Социалистического Труда, и доктор замечательный, и священник, и каких только не было замечательных людей. А другая половина – бандиты, милиционеры, военнослужащие в высоких чинах. Но почему-то публика запомнила меня только как отца русской мафии. И все теперь спрашивают: а не обидно ли? Я совершенно искренне отвечаю: не только не обидно, а даже — радостно не то слово — приятно. Поскольку, когда тебя пришпиливают к какой-то категории, значок дают, куда-то ставят, это значит, что тебя принимают. Ведь если принимают, надо как-то обозначить, да? Это вот этот, он у нас тут. Значит, я у них есть. А если я занимаюсь этой профессией, важно, чтобы я у них был. Тогда они говорят: смотри, смотри, а он еще и священника сыграть может. Тем не менее, знак мой такой – отец русской мафии. Или милиционер.

— Как это отражается на вашей повседневной жизни?

— В жизни я от этого только выигрываю. У меня нежнейшие отношения с милицией, а поскольку водитель я страшный… то есть страстный (смеется), оговорка по Фрейду! – то мне очень важно, что когда они меня останавливают, во все лицо расплываются: “Ой, как приятно вас видеть!”

Однажды какой-то журнальчик легкомысленный, где полжурнальчика полуобнаженных девочек, напечатал среди этих девочек статью под заголовком “Коля любит ментов и красоток”. Клянусь! Крупно набрано и несколько моих фотографий. Не Николай Дмитриевич, а Коля. Как раз тогда “Мама не горюй-2” выходил, и я там в милицейской форме. Я штук 12 этих журналов купил и положил к себе в машину. И каждому останавливавшему меня милиционеру я тут же вручал журнал, развернутый на странице с шапкой “Коля любит ментов и красоток”.

— Съемки в сериалах с точки зрения актерской профессии отличаются от съемок в полном метре? Поскольку в фильме, допустим, развитие характеров, конфликтов идет сплошь от начала к финалу, а сериал снимается с учетом того, что зритель мог и не видеть предыдущей серии.

— Безусловно, отличаются. Говорят: “Вообще-то мы снимаем кино, но тут восемь серий”. На самом деле сериал очень сильно отличается. У меня был опыт классического “мыла”, 60 серий – “Талисман любви”. Во время съемок даже не знаешь, чем это все закончится.

— Потому что сценарий пишут по ходу дела…

— Да. Это довольно тяжелый опыт. Сниматься в сериале вообще физически тяжело, это же коммерческая история, и тебя выкачивают за съемочный день по полной программе. Прохлаждаться не получается. Приходится учить очень много текста. В сериалах без конца разговаривают. И когда ты снимаешь в день 7-8, а вот вчера, например, было 9 сцен – конечно, тупеешь. А если так каждый день, это бывает тяжеловато. Конечно, полный метр, где снимается в день гораздо меньше — раньше на метры считали, так вот, 25 метров в день, то есть полминуты действия, а в сериале — 15-17 минут. Понимаете, да? Конечно, артисты любят сниматься в кино. Сцена разрабатывается, делается много дублей, с одной фразой долго-долго работаешь, проблемы, как выучить текст, нет, поскольку его не так много, а времени достаточно. Но сериал — своего рода война: раз участвуешь, должен побеждать.

— Диалоги к целой серии за ночь написать – обычное дело.

— Вы серию за ночь писали, а я серию за ночь учил! (Смеется.) Даже жена удивляется: как ты все это в голове держишь? Она сама актриса, прекрасно все знает. И все равно, не представляю, говорит, как это можно выучить.

— Сериалы совершенствуются с течением времени? Как это выглядит изнутри, с профессиональной точки зрения?

— То, что 7-8 лет назад спокойно выходило в эфир, сегодня уже невозможно представить. Мало того, среди сериалов очевидна конкуренция, она живая, она действует. Мы дожили уже до тех славных лет, когда бывает так: сериал выходит, 3-4 серии показали – и его снимают с эфира. Это замечательно! Меня это безумно радует! А есть случаи, когда сериал вообще не выходит. Особенно, если он снят не по заказу конкретного канала, а просто люди рискнули, сняли и предлагают купить. А его вообще не покупают, посмотрят и не покупают. Для того, кто деньги вложил, это печально, а для среды вообще — не хочется слово “культура” употреблять — это очень важно. Мы же с вами не будем обсуждать, что сериал бывает только плохой и очень плохой?

— Нет, не будем.

— Такая точка зрения — все равно что сказать, мол, всякий роман хорош и умен, а анекдот непременно пошл, допустим. Жанр есть жанр. А упомянутая точка зрения – инфантилизм какой-то. Свято место пусто не бывает, не будет наших сериалов — будут мексиканские. Все равно будут. И пусть снимаются сериалы. В любом творческом процессе, а в кинопроцессе особенно, нужна среда.

— Питательный бульон.

— Да. Тогда появятся и те, которые у подавляющего большинства будут вызывать восхищение. Есть ведь и такие.

— А первые сериалы вообще шли в кинотеатрах, неделю одна серия, следующую – другая. Это еще до революции было.

— Знаете, какой первый сериал в моей жизни был? “Анна Каренина”. Мне было 7 или 8 лет. Папа доставал книгу вечером и говорил: две главы сегодня читаем. И мы с сестрой, затаив дыхание, слушали. Потом мы говорили: папа, ну еще одну главу. Нет, отвечал он, мы договорились две главы, завтра еще две. И с таким сериалом мы жили месяца полтора, читали.

— А “Театр у микрофона” вы помните?

— О, это была для меня очень важная вещь! Я в детстве жил в деревне, слышал, что где-то есть телевизоры, но никогда их не видел. Помню, один мальчик утверждал, что у них дома есть телевизор. Мы, конечно, пристали: “Покажи!” “Ты что, нельзя, родители не разрешают”. Но так мы его допекли, что он сказал: ладно, дома никого нет, пойдем, покажу. И мы пришли, он говорит: вот, показывая, как я теперь понимаю, на радиоприемник. Помните, на передней стенке радиоприемников была такая белая материя, похожая на ту, которой мебель обивали? Вот тут, говорит он, кино показывают. Какое у мальчика было воображение, а? (Смеется.) И мы поверили. Потому что было похоже на экран в клубе. “А ты включи!” “Включать нельзя, отец ругаться будет. Посмотрели на телевизор – все, уходите”.

И вот в те времена я слушал “Театр у микрофона”. Помню, был у меня велосипед. И вот передавали какой-то спектакль, я не мог оторваться от репродуктора, а на велосипеде покататься тоже хочется. Тогда я сел на велосипед и быстро-быстро поехал к клубу, там на столбе висел репродуктор, из которого разносилось: “Анна сидит у стола. Входит Петр…” И я вокруг этого столба ездил на велосипеде часа полтора, чтобы узнать, что случится с этой Анной и этим Петром.

— Как вы думаете, сейчас этот жанр, радиоспектакль, совершенно не востребован?

— Радио превратилось в жвачку нервного характера, физиологическую, а не смысловую. Человек едет в машине, и что-то там должно у него бэмс-бэмс-бэмс… Разговорных станций у нас сколько, две? “Эхо Москвы” и “Маяк” Там за, тут против, все понятно. Тоже скучно, потому что тут, что бы ни происходило, будут против, а тут, соответственно, — за. Собственно, поговорить-то и не с кем. А все остальное – дын-дын-дын. Я не могу слушать радио в машине. Когда говорят, я еще включаю, вроде как и не один едешь. А так не слушаю.

— В каких фильмах вы сейчас снимаетесь?

— Новых фильмов немного, все в подготовительном периоде. На телевидении участвую в новом проекте, как мне объяснили, это называется “вертикальный сериал”.

— А что это такое?

— Оказывается, это двухсерийки. Две серии — один сюжет, потом две серии — другой. Но они одним каким-то персонажем объединены. Так задумано, чтобы домохозяйкам было удобно смотреть, серию пропустишь – не страшно.

Остальные работы на подходе, названий говорить не хочу. Мы, артисты, люди хоть и верующие, но язычники, в приметы верим. Вот “Стритрейсеры” в Питере, это полный метр, о ночных гонщиках.

— Кого вы там играете?

— Естественно, отца одной из гонщиц, он еще и высокопоставленный милиционер, борется со стритрейсерами. Гонится-гонится, бац – а там его дочка любимая. Приостановили съемки из-за погоды.

 

Беседовала Ольга Шатохина