Константин Орбелян: Хорошо, когда на концерт приходит правильная публика

Константин Орбелян родился в США в семье армянских эмигрантов и уже в 11 лет дебютировал как пианист с симфоническим оркестром Сан-Франциско. После окончания Джульярдской консерватории в Нью-Йорке концертировал с сольными программами по всему миру. Его запись Фортепианного концерта Арама Хачатуряна получила признание как “Лучшая запись года” в Великобритании. С 1991 года руководит Государственным академическим камерным оркестром России – первый иностранец, возглавивший российский государственный оркестр и удостоенный звания “Заслуженный артист России”.

 

— Как ваши родители оказались в США?

— Они прошли немецкие лагеря, пережили невероятное количество каких-то жизненных коллизий. Мой отец родился в Армении, потом семья переехала в Баку. Дед был начальником секретно-политического отдела НКВД города Баку. В 1936 году его посадили, через два года на Лубянке расстреляли. В 1938 году мою бабушку посадили на десять лет, а их двоих сыновей выкинули на улицу. Мой дядя Константин Орбелян впоследствии стал известным композитором. Отец, когда вырос, был призван в армию, в боях под Минском получил контузию и попал в плен. Пытался бежать, но неудачно. Выжил чудом. В конце войны оказался в американской зоне оккупации. Мою маму немцы угнали в 1941 году на работу из Харькова. Мама – русская. Она была замужем, моя сестра родилась в концлагере в Польше. Потом мама тоже оказалась в конце войны в американской зоне. И так судьба распорядилась, что родители ее вернулись, а она не успела. Я думаю, что где-то ей повезло…

— Ваша мама до войны была замужем за вашим отцом или они встретились после?

— После. Они встретились в 1945 году. Мама через три года уехала в Соединенные Штаты, а отца туда не пускали, потому что у него родители были коммунисты. И только в 1949 году, когда мама приехала и сделала ему приглашение от себя лично, тогда он смог приехать в Штаты. В ситуации, когда родители были репрессированы и непонятно, куда возвращаться, он не знал, живы они или нет…

— Когда он узнал об их судьбе?

— Был кинофестиваль советских фильмов в Сан-Франциско, шел фильм “Сердце поет”. Там показали молодого дирижера, и мама сказала: “Кажется, это твой брат!” У него была фотография брата, снятая, когда тому было десять лет. А прошло с тех пор уже двадцать лет. И оказалось, что это действительно он.

— Как это выяснилось?

— Они в титрах увидели, в конце фильма.

— Фильм был документальный?

— Нет, художественный фильм про певца Айдиняна, но оркестром, участвовавшим в фильме, дирижировал мой дядя. Потом стало известно, что Константин Орбелян выиграл первую премию на конкурсе композиторов, где председателем жюри был Дмитрий Шостакович. А в 1957 году в Сан-Франциско приехала известная певица Зара Долуханова. Они были на концерте, пришли за кулисы. Она спросила: “Как вас зовут?” Отец ответил: “Гарри Орбелян”. — “Вы не родственник Котика Орбеляна?” — “Это мой брат, вы его знаете?” — “Я и его знаю, и вашу маму…” Бабушка вернулась из лагеря в 1948 году. И только в 1958 году отец узнал, что его отца расстреляли.

— А где родились вы?

— В Сан-Франциско.

— И там же учились музыке?

— Да, в консерватории в Сан-Франциско, на детском отделении. Потом учился у замечательного педагога Александра Либермана, который был учеником Блюменфельда из Киева, а тот был педагогом Нейгауза и многих других замечательных музыкантов. После – у Нины Светлановой. Потом я стал концертирующим пианистом. В 1989 году по приглашению Госконцерта приехал на гастроли в СССР, и на следующий год меня снова пригласили. Один из концертов был у меня с Государственным камерным оркестром СССР. Андрей Корсаков, который тогда руководил оркестром, меня услышал и пригласил – кстати, это был первый его концерт с этим коллективом в Большом зале консерватории. Его незадолго до того назначили. Я сыграл концерт Шостаковича для фортепиано с трубой с молодым трубачом Сергеем Накарьяковым, ему тогда было одиннадцать или двенадцать лет. И вдруг через шесть недель Андрей Корсаков скончался. И музыканты оркестра предложили мне стать художественным руководителем, дирижером. Я сказал: “Я не умею дирижировать!” Я учился этому, конечно, но… Ничего, ответили мне, мы вас уважаем как музыканта, а дирижировать мы вас научим… (смеется). Так что с тех пор мы плодотворно сотрудничаем. У нас много интересных концертов, проектов. И среди них очень важный для меня – сотрудничество с Дмитрием Хворостовским, наша дружба.

— А где вы с ним познакомились?

— Я первые услышал Дмитрия в Нью-Йорке в 1989 году, когда Ирина Константиновна Архипова привезла группу талантливых певцов на гастроли. Он уже тогда всех потряс. В 2000 году я пришел за кулисы после его концерта в Нью-Йорке и познакомился. Мне позвонила знакомая и сказала, что у нее есть лишний билет на этот концерт в Нью-Йорке. А я в тот момент был в Москве! Но я сел в самолет, прилетел в Нью-Йорк, пошел на концерт, прошел за кулисы, представился. Дмитрий спросил: “Ты сейчас в Нью-Йорке?” “Нет, — говорю, — я прилетел специально на концерт и завтра утром улетаю в Москву”. Это на него произвело такое впечатление! (Смеется.) И он осторожно переспросил: “Ты специально приехал, чтобы со мной познакомиться?” Я говорю: “Да, для меня это важно было”. После концерта мы пошли на ужин, очень тепло поговорили. Стали переписываться, проекты обсуждать. И следующим летом после этого, в 2001 году, сделали первый проект – записали “Неаполитанские песни” и русские романсы. Очень красиво получилось, в новой обработке. Потом сидели, думали, что следующее сделать. А я уже придумал, но не знал, как это преподнести. Наконец спросил: как ты относишься к военным песням? Хорошие песни, отвечает Дмитрий, но это не мое. Не для меня. Я говорю: что значит не для тебя? Так, как ты это сделаешь, никто не сделает. И думать не о чем – ты должен. К 60-летию Победы. Он отвечает: так ведь до него еще 4 года. Посмотришь, отвечаю я, как быстро пролетят эти четыре года. И успокоился на этом. Через несколько часов он позвонил мне, спросил: какой у тебя номер факса? Я удивился: а что? Я, говорит, тебе вышлю список песен, который мы с папой составили. И вот через год, когда у нас были концерты в Москве и Петербурге с академической программой, мы записали военные песни. Как-то очень душевно это получилось… Продюсеру Владимиру Зубицкому, моему старому другу, я дал послушать самый первый вариант – прямо в машине. А он занимается попсой, привозит большие проекты. Включаю запись – и вдруг он смотрит на меня: “Кто это?” — “Это Хворостовский”, — отвечаю. “Что это?!” — “Ты же слышишь!” — “Слышу, но не верю! Это что, на самом деле он поет такие песни?” И сразу перешел на деловой тон: “Когда делаем концерт? Это будет бомба!”

— Но ведь так и получилось – очень сильный проект.

— Когда я принес первую смонтированную запись, мои родители – им тогда было за 80 – плакали. Мы сидели на даче, и я включил этот диск… Что-то в этом есть, не просто песни. Мы все эти песни знаем, привыкли к ним, но что-то в них заложено такое, что несет небывалую душевность, теплоту и искренность, ностальгию. Их прекрасно принимают и в Кремле, и далеко от столицы. С нами выступал хор под руководством народного артиста СССР Виктора Попова – замечательные, потрясающие дети. Это хор Академии хорового искусства. И вот эти малыши и юноши вдруг знают все слова на память, с полной отдачей поют такие серьезные песни.

 

Беседовала Ольга Шатохина