Ломбард на Киевской. Странная ночь накануне конца света

Прилавок, отгороженный оргстеклом, яркая лампа дневного света и полки, заваленные никому не нужным хламом (который если и сопрут, то не жалко), создавали своего рода карантинный заслон между неуютным внешним миром и миром Семена. Который начинался там, за служебным проходом, темным и наполненным таинственными предметами, заботливо сложёнными Рыжим в аккуратные штабели. Иногда эти предметы переезжали с места на место и тогда можно было нечаянно пораниться неожиданно торчащим гребным винтом подвесного мотора или удариться головой о низко висящий космического масштаба светильник, прибывший на первый взгляд прямиком из замка карпатского кровососа. Впрочем, на второй взгляд происхождение тяжеловесной конструкции на цепях не становилось яснее, однако Семён задерживался здесь редко. Его царство начиналось сразу за плотной занавеской брезента, отгораживающей склад от суеты внешнего мира.

 

Ночные смены были обязанностью, затаенной отрадой и проклятьем Семена. Расчёт был на то, что ночью обычно все люди спят. А значит, оставляют Семена в покое. Теоретически. Однако те, которые не спали, заставляли Семена страдать.

 

Семён часто думал о жизни и своём месте в этом непонятном мире. Ломбард живет своей жизнью. Или это Семён живет жизнью ломбарда? Каждый вечер похож на предыдущий, известно, что было и что будет. Вот открылась дверь и колокольчик звякнул особенно резко и противно. Это пришла Лаиля. Баба неопределённо-преклонного возраста, держащая за собой павильон фермерских продуктов и здорового питания на Дорогомиловском рынке. Укутанная в пуховый платок даже летом, с пальцами в кольцах из желтушного металла и мерзким скрипяще-визгливым голосом.

 

Диалог был одним и тем же, неизменным с момента возникновения мира. Кажется, именно тогда Лаиля впервые пришла в это место, позднее известное как ломбард.

— Работаете ещё, не разорились?..

— И вам добрый вечер, Лаиля Хастуровна. Работаем пока.

— Добрый-добрый… Чувствую, недолго вам осталось. Народу вон никого, как ни зайду.

— Желаете в очереди постоять? Так я это… Могу на технический перерыв пойти.

— Не хами. Молод ещё.

— Не хамлю. От всего сердца, так сказать. Клиент всегда прав, любой каприз за ваши деньги.

— Ладно, некогда мне с тобой тут. На вот, возьми.

— Как обычно?

— Как обычно. Давай сюда свою бумажку.

— Может накинуть чуть? А то инфляция, а у вас тут выкупная цена с брежневских времён не менялась.

— Себе накинь. А мне не надо. Все, до пятницы. И в сейф убрать не забудь, а то потеряете ещё в этом гадюшнике, тут у вас и Вавилонская башня по частям пропасть может.

Тетка Лаиля досталась им в наследство вместе с ломбардом и большей частью барахла, хранившегося на складе.

 

Рабочая смена Семена официально закончилась, а Рыжий весьма явно заинтересовался новостями, транслируемыми по втиснутому под потолок телевизору, огороженному от возможных покушений на него прозрачной коробкой плексигласа. Из-за этого звук получался немного гулкий и как будто потусторонний. И вообще, телевизор был похож на какого-то безумного оракула, бессвязно выкрикивающего свои пророчества в равнодушную толпу. В данном случае толпа состояла из двух работников ломбарда, но жидкокристаллический пророк конца света не сдавался. «Разгорается противостояние между Фронтом национального спасения и проправительственными силами контроля… Пожары достигли максимальной площади возгорания, ответственные за борьбу лица констатируют невозможность… Древние пророчества готовы сбыться — утверждает наш корреспондент с побережья Северного моря…» Его бубнеж стал внезапно действовать на нервы и Семён, развернувшись, решительно, но вместе с тем стараясь не привлекать лишнего внимания, отправился за брезентовый полог своего царства.

 

— Как ночь прошла? — Рыжий уже успел переодеться в рабочий пиджак и теперь стоял перед старым облезлым зеркалом, причесываясь и одновременно придирчиво рассматривая своё отражение через безупречно чистые очки в тонкой оправе. Зеркало имело затейливо украшенную раму, которую они как-то пытались снять, в надежде продать отдельно от мутного и потемневшего от времени стекла, однако так и не смогли это сделать. По всей видимости, зеркало и рама составляли одно целое, так что теперь оно висело в подсобке, выполняя свои прозаические функции. Правда иногда Семену казалось, что он слышит доносящиеся оттуда едва уловимые голоса, но он настойчиво отгонял от себя эти мысли, ведь мало ли что может причудиться в длинную ночную смену, а если начать об этом думать… то лучше не начинать.

— Нормально, — Семён не считал необходимым посвящать своего компаньона в детали своих сложных отношений с этим миром.

— На складе был? — поинтересовался Рыжий, особо хитрым движением поправляя и без того ровный пробор. — Видел, чего там твой приятель со своими собратьями сотворил?

— Дукакис не приятель мне. — Семён насупился. — Я просто никак прибить его не соберусь. Больно хитрый, для крысы.

— Семён, ты конечно человек простой, но все же человек. — В дело пошла щетка для одежды. — Я в тебя верю больше.

— Постараюсь не подвести, — буркнул Семён, давая понять, что тема исчерпана.

— Лаиля заходила? — Рыжий закончил наводить лоск и деловито направился в торговый зал.

— Заходила.

— Ну и ладно. Предлагал выплату поднять?

— Предлагал. Только, по-моему, ей это не нужно. Вообще непонятно, что ей нужно. Сдаёт барахло, потом его же выкупает. Мне кажется, мы для неё что-то вроде камеры хранения… охраняемой и недалёко от места работы.

— Ну не ворчи, Сеня, не ворчи. Уговор есть уговор. Мы когда сюда въезжали, что Таиру Шамильевичу пообещали? Что с уважением отнесёмся к странностям старых клиентов и особенно его, Таира Шамильевича, дальним родственникам. Так что давай тут, это… не обостряй.

 

Дукакис смотрел на него не мигая. Маленькие глазки не выражали эмоций и отливали красным. Розовые уши стояли торчком и демонстрировали решимость. Не хватало только спички в уголке рта, пончо и запылённой шляпы с широкими полями. Семён почувствовал себя неуютно. Настроение было не то.

Дукакис презрительно шевельнул носом, словно говоря «я так и думал» и неспешно, со всем достоинством доступным довольно упитанному грызуну удалился с поля несостоявшейся дуэли в щель между коробкой с книгами допетровских времён и чугунной ванной на львиных ножках.

Семён вздохнул и опустил самодельный арбалет. Семену было тревожно.

Несмотря на чрезвычайно уравновешенный подход к жизни (как к своей, так и к чужим), готовый ко всему Семён все же был очень зависим от устоявшегося порядка. Любое изменение, тем более то, которое он не смог предчувствовать (именно предчувствовать, а не предусмотреть, ибо в лучших из нас развито чувство самосохранения, а не предусмотритель проблем), выводило его из равновесия и заставляло думать о чем-то неопределенно плохом.

Вот, например — старая Лаиля не пришла за своими дрянными браслетами. Почему? И к чему теперь готовиться ему, Семену? По телевизору крутят выпуски новостей, размеренно и детально живописующие конец света. Складывается отчетливое ощущение, что три всадника Апокалипсиса уже прибыли и ждут четвёртого, застрявшего на подъезде в пробках…

Рассказ «Ломбард на Киевской. Странная ночь накануне конца света» опубликован в сборнике «Рожденные технологией»

Больше захватывающей фантастики:

Не верь, не кликай, не селфись

Золотая рыбка познакомится…

Таверна «У Мюллера»